Гадание на кофейной гуще - Страница 2

Новоиспеченную журналистку по окончании учебы распределили в одну из газет. Там она взяла себе броский псевдоним Аэлита, поскольку фамилия Кучерук «не соответствует ее психофизическому типу». Трудилась Аэлита в основном в отделе искусства, ибо была из когорты непризнанных гениальных поэтов. В ее стихах кто-то из мэтров обнаружил «исконно русские частушечные мотивы». Козыряя этим отзывом, она смогла пропихнуть свои творения в пару сборников и принялась ждать всенародной славы.

Простите мой сарказм! Открыто признаю — я Ираиду Федоровну терпеть не могу. Она испортила жизнь собственному ребенку и не испытывает ни малейших угрызений совести. Таким, как она, вообще не следует заводить детей. Запретить им по закону, и все! Впрочем, что я несу? Тогда на свет не родилась бы Лилька, а это было бы весьма печально. Кстати, то, как она родилась, тоже та еще история.

Уже разойдясь с мужем и став корреспондентом, Ираида Федоровна влюбилась в будущего Лилькиного отца, Бориса Васильевича. Думаю, в те годы он был чудо, как хорош собой. Он и теперь необычайно красив, хоть ему и за пятьдесят. Работал он главным инженером на заводе, о котором Аэлита писала очерк. Я говорю «Аэлита», а не «Ираида Федоровна», поскольку с детства так привыкла. Она страшно возмущается, если назовешь ее по имени-отчеству, а не псевдонимом. Представляете, даже родная дочь обращается к ней не «мама», а «Аэлита»! Борис Васильевич был женат и имел двоих сыновей. Однако, по моему смутному подозрению, ни один мужчина не в силах устоять против достаточно энергичной женщины, а энергии в Аэлите хватило бы на десятерых. Так что завязался роман. Борис Васильевич уверяет, что это и романом-то не назовешь — так, пару раз встретились. Тем не менее Аэлита залетела.

В свое время она наотрез отказалась рожать, что явилось одной из причин развода. Теперь же ситуация переменилась. Ребенок мог побудить отца бросить семью и жениться вторично, поэтому Аэлита решила ребенка оставить.

Вы спросите, откуда я все это знаю. От нее самой, разумеется. Она рассказывает историю своей несчастной жизни всем, кто согласен слушать. «И вот, — горько заканчивает она обычно, — я, как дура, девять месяцев таскалась с животом, чтобы получить эту обузу, от которой мне теперь совершенно никакого толку». Под толком она, видимо, подразумевает приобретение красавца-мужчины в вечное и единоличное пользование. Борис Васильевич дочку признал, но жену не сменил. Аэлита боролась самыми разными средствами, включая слезы в помещении парткома. Увы — Лилькиного отца понизили в должности за аморальное поведение, и этим дело ограничилось. Тогда она повадилась являться к сопернице с младенцем на руках и устраивать сцены. Жизнь неверного мужа стала невыносимой, и вскоре он перебрался во Псков, надеясь там укрыться от праведного гнева. Решение оказалось мудрым. Менять полустолицу на провинцию Аэлита не стала даже ради удовольствия допекать бывшего любовника. Борис Васильевич начал регулярно платить алименты, а примерно раз в месяц наезжал в Ленинград и встречался с дочкой. Встречается и до сих пор, хотя несколько реже. В общем-то, он ее… ну, если не любит, так привязан. Пять лет назад он заключил с Аэлитой джентльменское соглашение: Борис Васильевич продолжает присылать деньги, пока Лилька не закончит институт, а самоотверженная мать за это перестает закатывать ей скандалы, запрещая видеться с отцом. Подобные скандалы являлись Лилькиным ночным кошмаром на протяжении многих лет. Обожая Аэлиту до самозабвения, она лишь в одном вопросе упорно ей противоречила — не в силах была отказаться от радости пообщаться с почти столь же обожаемым Борисом Васильевичем.

Да, я не оговорилась. Лилька боготворит свою мать. Мать, начавшую с того, что подбрасывала младенца всем знакомым, поскольку его крик мешал ей творить. Потом, разумеется, был круглосуточный детский садик, где мою бедную подругу Аэлиту Кучерук дразнили Аэлитой с кучей рук (не знаю, откуда дети в столь раннем возрасте проведали, что странное имя принадлежит марсианке). А потом — школа и наша встреча.

Семья моя Лильку поразила. Мне-то казалось, что все у меня обычно. Мама — учительница истории, папа военный. Димка, брат, младше меня на три года (в данный момент он студент). Живем себе без происшествий. Не ссоримся, не ругаемся. Бывают, разумеется, какие-то проблемы. Недавно вот папу отправили в отставку, и он очень переживал. Сейчас, правда, ему удалось найти приличную работу. Ну, Димка иной раз что-нибудь учудит, однако тоже самое обыкновенное, как все мальчишки. Я в детстве даже переживала, что нет вокруг меня таких увлекательных страстей, про которые читаешь в книгах. Неоригинальное у меня семейство — ни скелета в шкафу, ни фамильных сокровищ.

Именно Лилька научила меня по-настоящему оценить то, чем наградила меня судьба. Мы дома любим друг друга и заботимся друг о друге. Для нас это привычно и незаметно, как дыхание. А для нее — прекрасно и удивительно. Самый примитивный борщ, приготовленный моей мамой, сперва вызывал у бедного ребенка чуть ли не слезы восторга. Папин вопрос, как дела в школе, или Димкино требование поиграть в прятки — все было именно так, как виделось Лильке в самых светлых мечтах. Аэлита не варила борща и не интересовалась отметками. В лучшем случае она целыми днями отсутствовала (а иногда и ночами, даже не соблаговолив позвонить дочери и предупредить), в худшем же приводила в свою комнату в коммуналке полупьяную компанию, которая дымила папиросами и обсуждала несправедливость распределения литературных премий. А маленькая девочка ворочалась за ширмой, пытаясь уснуть. Скажу честно — первый раз побывав у одноклассницы в гостях, я испытала нечто вроде гордости, решив, что посетила то, что взрослые называют вертепом. Только одно дело — посетить вертеп, и другое — в нем жить.